Неточные совпадения
Крестьяне речь ту слушали,
Поддакивали барину.
Павлуша что-то в книжечку
Хотел уже писать.
Да выискался пьяненький
Мужик, — он против барина
На животе лежал,
В глаза ему поглядывал,
Помалчивал — да вдруг
Как вскочит! Прямо к барину —
Хвать карандаш из рук!
— Постой, башка порожняя!
Шальных вестей, бессовестных
Про нас
не разноси!
Чему ты
позавидовал!
Что веселится бедная
Крестьянская душа?
Стародум. А того
не знают, что у двора всякая тварь что-нибудь да значит и чего-нибудь да ищет; того
не знают, что у двора все придворные и у всех придворные. Нет, тут
завидовать нечему: без знатных дел знатное состояние ничто.
Стародум. Дурное расположение людей,
не достойных почтения,
не должно быть огорчительно. Знай, что зла никогда
не желают тем, кого презирают; а обыкновенно желают зла тем, кто имеет право презирать. Люди
не одному богатству,
не одной знатности
завидуют: и добродетель также своих завистников имеет.
Вообще Михайлов своим сдержанным и неприятным, как бы враждебным, отношением очень
не понравился им, когда они узнали его ближе. И они рады были, когда сеансы кончились, в руках их остался прекрасный портрет, а он перестал ходить. Голенищев первый высказал мысль, которую все имели, именно, что Михайлов просто
завидовал Вронскому.
—
Не то что
не может влюбиться, — улыбаясь сказал Левин, — но у него нет той слабости, которая нужна… Я всегда
завидовал ему, и теперь даже, когда я так счастлив, всё-таки
завидую.
А я, с ее любовью,
не могу
завидовать Серпуховскому».
— Ну, как я рад, что добрался до тебя! Теперь я пойму, в чем состоят те таинства, которые ты тут совершаешь. Но нет, право, я
завидую тебе. Какой дом, как славно всё! Светло, весело, — говорил Степан Аркадьич, забывая, что
не всегда бывает весна и ясные дни, как нынче. — И твоя нянюшка какая прелесть! Желательнее было бы хорошенькую горничную в фартучке; но с твоим монашеством и строгим стилем — это очень хорошо.
Как вообще нередко безукоризненно нравственные женщины, уставшие от однообразия нравственной жизни, она издалека
не только извиняла преступную любовь, но даже
завидовала ей.
― Вот я
завидую вам, что у вас есть входы в этот интересный ученый мир, ― сказал он. И, разговорившись, как обыкновенно, тотчас же перешел на более удобный ему французский язык. ― Правда, что мне и некогда. Моя и служба и занятия детьми лишают меня этого; а потом я
не стыжусь сказать, что мое образование слишком недостаточно.
—
Завидуешь, что он
не может влюбиться?
— Я
завидую тому, что он лучше меня, — улыбаясь сказал Левин. — Он живет
не для себя. У него вся жизнь подчинена долгу. И потому он может быть спокоен и доволен.
Недаром ему
завидовали все наездники и
не раз пытались ее украсть, только
не удавалось.
Из числа многих в своем роде сметливых предположений было наконец одно — странно даже и сказать: что
не есть ли Чичиков переодетый Наполеон, что англичанин издавна
завидует, что, дескать, Россия так велика и обширна, что даже несколько раз выходили и карикатуры, где русский изображен разговаривающим с англичанином.
Я помню море пред грозою:
Как я
завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я
не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так
не терзал души моей!
Вожеватов (Огудаловой). Вот жизнь-то, Харита Игнатьевна,
позавидуешь! (Карандышеву.) Пожил бы, кажется, хоть денек на вашем месте. Водочки да винца! Нам так нельзя-с, пожалуй разум потеряешь. Вам можно все: вы капиталу
не проживете, потому его нет, а уж мы такие горькие зародились на свет, у нас дела очень велики, так нам разума-то терять и нельзя.
Самгин, еще раз просматривая документы, приготовленные для судоговорения, прислушивался к нестройному говору, ловил фразы, которые казались ему наиболее ловко сделанными. Он все еще
не утратил способности
завидовать мастерам красивого слова и упрекнул себя: как это он
не догадался поставить в ряд Гапона, Азефа, Распутина? Первые двое представляют возможность очень широких толкований…
Клим ощущал, что этот человек все более раздражает его. Ему хотелось возразить против уравнения любопытства с храбростью, но он
не находил возражений. Как всегда, когда при нем говорили парадоксы тоном истины, он
завидовал людям, умеющим делать это.
— Чему? Она —
не талантлива.
Завидовать красоте? Но когда красоту так унижают…
— Я верю, что он искренно любит Москву, народ и людей, о которых говорит. Впрочем, людей, которых он
не любит, — нет на земле. Такого человека я еще
не встречала. Он — несносен, он обладает исключительным уменьем говорить пошлости с восторгом, но все-таки… Можно
завидовать человеку, который так… празднует жизнь.
Манере Туробоева говорить Клим
завидовал почти до ненависти к нему. Туробоев называл идеи «девицами духовного сословия», утверждал, что «гуманитарные идеи требуют чувства веры значительно больше, чем церковные, потому что гуманизм есть испорченная религия». Самгин огорчался: почему он
не умеет так легко толковать прочитанные книги?
—
Не всех, однако. Нет,
не всех. Ты —
не сердись на меня, если я грубо сказал. Дело в том, что
завидую я тебе, спокойствию твоему
завидую. Иной раз думается, что ты хранишь мудрость твою, как девственность. Пачкать ее
не хочешь.
— От этого ее
не могли отучить в школе. Ты думаешь — злословлю?
Завидую? Нет, Клим, это
не то! — продолжала она, вздохнув. — Я думаю, что есть красота, которая
не возбуждает… грубых мыслей, — есть?
— Давно
не слыхал хорошей музыки. У Туробоева поиграем, попоем. Комическое учреждение это поместье Туробоева. Мужики изгрызли его, точно крысы. Вы, Самгин, рыбу удить любите? Вы прочитайте Аксакова «Об уженье рыбы» — заразитесь! Удивительная книга, так, знаете, написана — Брем
позавидовал бы!
«Я
не мало встречал болтунов, иногда они возбуждали у меня чувство, близкое зависти. Чему я
завидовал? Уменью связывать все противоречия мысли в одну цепь, освещать их каким-то одним своим огоньком. В сущности, это насилие над свободой мысли и зависть к насилию — глупа. Но этот…» — Самгин был неприятно удивлен своим открытием, но чем больше думал о Тагильском, тем более убеждался, что сын трактирщика приятен ему. «Чем? Интеллигент в первом поколении? Любовью к противоречиям? Злостью? Нет. Это —
не то».
— Да, да, — повторял он, — я тоже жду утра, и мне скучна ночь, и я завтра пошлю к вам
не за делом, а чтоб только произнести лишний раз и услыхать, как раздастся ваше имя, узнать от людей какую-нибудь подробность о вас,
позавидовать, что они уж вас видели… Мы думаем, ждем, живем и надеемся одинаково. Простите, Ольга, мои сомнения: я убеждаюсь, что вы любите меня, как
не любили ни отца, ни тетку, ни…
Бедный Петр Ипполитович только смотрел на меня и
завидовал, но я ему
не дал и прикоснуться и был награжден буквально слезами ее благодарности.
Бреве же был консервативен и даже, как все служащие в России немцы, особенно предан православию, и секретарь
не любил его и
завидовал его месту.
— Ну, батенька, в это время успело много воды утечь… Значит, ты и о конкурсе ничего
не знаешь?..
Завидую твоему блаженному неведению… Так я тебе расскажу все: когда Ляховский отказался от опекунства, Половодов через кого-то устроил в Петербурге так, что твой второй брат признал себя несостоятельным по каким-то там платежам…
— О, это пустяки. Все мужчины обыкновенно так говорят, а потом преспокойнейшим образом и женятся. Вы
не думайте, что я хотела что-нибудь выпытать о вас, — нет, я от души радуюсь вашему счастью, и только. Обыкновенно
завидуют тому, чего самим недостает, — так и я… Муж от меня бежит и развлекается на стороне, а мне остается только радоваться чужому счастью.
— Да, да… Благодарю вас. Надежда Васильевна
не забывает нас… Это — ангел, ангел!.. Я
завидую вам, как счастливейшему из отцов…
— Ах, самую простую вещь, Сергей Александрыч… Посмотрите кругом, везде мертвая скука. Мужчины убивают время, по крайней мере, за картами, а женщинам даже и это плохо удается. Я иногда
завидую своему мужу, который бежит из дому, чтобы провести время у Зоси. Надеюсь, что там ему веселее, чем дома, и я нисколько
не претендую на него…
«Недаром Костя ушел из этого дома», —
не раз думала девушка в своем одиночестве и даже
завидовала брату, который в качестве мужчины мог обставить себя по собственному желанию, то есть разом и безнаказанно стряхнуть с себя все обветшалые предания раскольничьего дома.
Пусть ты невиновен, что
не знал совсем Господа, когда
завидовал корму свиней и когда тебя били за то, что ты крал у них корм (что ты делал очень нехорошо, ибо красть
не позволено), — но ты пролил кровь и должен умереть».
Все
завидовали согласию, царствующему между надменным Троекуровым и бедным его соседом, и удивлялись смелости сего последнего, когда он за столом у Кирила Петровича прямо высказывал свое мнение,
не заботясь о том, противуречило ли оно мнениям хозяина. Некоторые пытались было ему подражать и выйти из пределов должного повиновения, но Кирила Петрович так их пугнул, что навсегда отбил у них охоту к таковым покушениям, и Дубровский один остался вне общего закона. Нечаянный случай все расстроил и переменил.
Не знаю,
завидовал ли я его судьбе, — вероятно, немножко, — но я был горд тем, что она избрала меня своим поверенным, и воображал (по Вертеру), что это одна из тех трагических страстей, которая будет иметь великую развязку, сопровождаемую самоубийством, ядом и кинжалом; мне даже приходило в голову идти к нему и все рассказать.
— Сказывали мне, что за границей машина такая выдумана, —
завидовала нередко матушка, — она и на стол накрывает, и кушанье подает, а господа сядут за стол и кушают! Вот кабы в Москву такую машину привезли, кажется, ничего бы
не пожалела, а уж купила бы. И сейчас бы всех этих олухов с глаз долой.
Тем
не менее попы часто между собой сварились и
завидовали друг другу, так как приходы никак нельзя было поделить с математическою точностью.
Многие студенты
завидовали ляпинцам — туда попадали только счастливцы: всегда полно, очереди
не дождешься.
В кучке зрителей раздался тихий одобрительный ропот. Насколько я мог понять, евреи восхищались молодым ученым, который от этой великой науки
не может стоять па ногах и шатается, как былинка. Басе
завидовали, что в ее семье будет святой. Что удивительного — богатым и знатным всегда счастье…
— Собственно говоря, ваша посудина ни к черту
не годится, но важен почин… да. Я сам когда-то мечтал открыть пароходство по всем сибирским рекам, но разве у нас найдешь капиталы на разумное дело? Могу только
позавидовать вашему успеху.
— Дело в том… да… в том, что Галактион Михеич… одним словом, мне его жаль. Пропадет он окончательно. Все его теперь бранят, другие
завидуют, а он
не такой. Вот хоть и это дело, о котором сейчас говорил Болеслав Брониславич. Право, я только
не умею всего сказать, как следует.
В сущности Харитина вышла очертя голову за Полуянова только потому, что желала хотя этим путем досадить Галактиону. На, полюбуйся, как мне ничего
не жаль! Из-за тебя гибну. Но Галактион, кажется,
не почувствовал этой мести и даже
не приехал на свадьбу, а послал вместо себя жену с братом Симоном. Харитина удовольствовалась тем, что заставила мужа выписать карету, и разъезжала в ней по магазинам целые дни. Пусть все смотрят и
завидуют, как молодая исправница катается.
— Я постоянно голоден, но
не могу есть… И это даже
не голод в собственном смысле, а это… это… это… Ах, я все готов был бы отдать за то, чтобы быть таким голодным, как ваши голодные!.. Я им
завидую.
— Уж это што говорить — заступа…
Позавидовал плешивый лысому. По-твоему хочу сделать: разделить сыновей. Хорошие ноне детки. Ох-хо-хо!.. А все суета, Харитон Артемьич… Деток вон мы с тобой судим и рядим, а о своей душе
не печалуемся. Только бы мне с своим делом развязаться… В скиты пора уходить. Вот вместе и пойдем.
Епиходов. Долголетний Фирс, по моему окончательному мнению, в починку
не годится, ему надо к праотцам. А я могу ему только
завидовать. (Положил чемодан на картонку со шляпой и раздавил.) Ну, вот, конечно. Так и знал. (Уходит.)
— Может, за то бил, что была она лучше его, а ему завидно. Каширины, брат, хорошего
не любят, они ему
завидуют, а принять
не могут, истребляют! Ты вот спроси-ка бабушку, как они отца твоего со света сживали. Она всё скажет — она неправду
не любит,
не понимает. Она вроде святой, хоть и вино пьет, табак нюхает. Блаженная, как бы. Ты держись за нее крепко…
Присел на корточки, заботливо зарыл узел с книгами в снег и ушел. Был ясный январский день, всюду сверкало серебряное солнце, я очень
позавидовал брату, но, скрепя сердце, пошел учиться, —
не хотелось огорчить мать. Книги, зарытые Сашей, конечно, пропали, и на другой день у него была уже законная причина
не пойти в школу, а на третий его поведение стало известно деду.
— А вы полноте-ка!
Не видали вы настоящих-то плясуний. А вот у нас в Балахне была девка одна, — уж и
не помню чья, как звали, — так иные, глядя на ее пляску, даже плакали в радости! Глядишь, бывало, на нее, — вот тебе и праздник, и боле ничего
не надо!
Завидовала я ей, грешница!
Но
позавидует не могущий вослед тебе идти писатель оды,
позавидует прелестной картине народного спокойствия и тишины, сей сильной ограды градов и сел, царств и царей утешения;
позавидует бесчисленным красотам твоего слова; и если удастся когда-либо достигнуть непрерывного твоего в стихах благогласия, но доселе
не удалося еще никому.
Но зато, по словам старика Потапыча, она хорошо одевает воспитанниц и
не заставляет их работать: «Хочу, — говорит, — чтоб все им
завидовали».